Проективный философский словарь - мыслительство

Мыслителя нельзя отождествлять с философом как представителем определенной академической дисциплины. Если философ создает законченные системы или систематически доказывает невозможность таковых, то мыслитель действует по принципу "бриколажа": "все годится", "что ни лежит под рукой, все пойдет в дело". Мыслитель использует любую систему как средство движения мысли за пределы системы. Мыслительство это по сути своей инакомыслие, но не политического, а наддисциплинарного уровня, которое не столько критикует концепции, сложившиеся внутри отдельных дисциплин (это дело внутринаучной дискуссии), сколько предлагает альтернативные сочетания понятий, способы постановки и решения проблем, которые не могут быть поставлены или решены внутридисциплинарным порядком. Мыслитель ищет и создает проблемы там, где обыденное мышление не видит проблем, а дисциплинарное мышление считает их решенными или неразрешимыми.

Если философия есть любовь к мудрости, то мыслительство любовь к самой философии, любовь к любви, желание быть влюбленным и длить это состояние влюбленности даже без всякой взаимности и награды. Мыслитель бескорыстен, поскольку ничего не требует от своей влюбленности в мысль, но часто и бесплоден, поскольку ничего не дает возрастанию и накоплению мысли, а только волнует ее и сам волнуется ею. Мыслитель не чеканит понятия, не определяет их и не отделяет от других понятий, а пользуется их волновыми свойствами, их зыбкостью, размытостью, способностью незаметно переходить в другие понятия. Поле мысли в этом случае предстает континуальным, а не дискретным.

Здесь уместно предложенное Василием Налимовым различение жестких и мягких языков. Философия это жесткий язык мысли, а мыслительство мягкий. Философия пользуется достаточно определенными терминами, и шкала распределения их значений тяготеет к высокой частотности и вероятности. Мыслитель, напротив, пользуется аморфными терминами или употребляет их в малоопределенном значении, как мыслеобразы, как полутермины-полуметафоры, значение которых гораздо менее вероятно и определимо, чем в языке философии, хотя и более дискретно, чем в собственно образном, художественном творчестве. Мыслительство это широкая зона, лежащая между философией и литературой, между научностью и писательством, поэтому и писатели, тяготеющие к созданию обобщенных концепций, и философы, тяготеющие к более свободному языку притчей, мифов и образов, оказываются мыслителями. Ф. Достоевский мыслитель от литературы, В. Розанов мыслитель от философии, и хотя они движутся от разных полюсов, оба встречаются в промежуточной зоне мыслительства.

Если в западном академическом мире стандарты мышления определяются его принадлежностью определенной дисциплине, прежде всего философии, то русская духовная культура  культура мыслителей по преимуществу. Мыслительство это исторически реликтовый и вместе с тем проективно-жизнестроительный род деятельности, который одновременно и отстает от философии как дисциплины, и забегает вперед нее. Мыслитель еще не расчленяет понятия, принадлежащие разным дисциплинам, и уже соединяет их, он находится в предфилософском и постфилософском состоянии ума. Если здравый смысл  это успокоенность ума на пред-дисциплинарном уровне, а мудрость успокоенность ума на пост-дисциплинарном уровне, то мыслительство это беспокойство ума, которое побуждает его метаться, перебегать с уровня на уровень, нарушать правила одного уровня вторжением понятий другого уровня. Андрей Синявский назвал это приближение мыслей, неожиданных для самого мыслителя, "мыслями врасплох". И наоборот, как только мысли приводятся в порядок, становятся логически предсказуемыми, выводимыми по правилам системы, иссякает сила мыслительства. "Мысли кончаются и больше не приходят, как только начинаешь их собирать и обдумывать..." ("Мысли врасплох").

Мыслительство это игра с концептами, которая отсрочивает на неопределенное время построение законченной концепции, так что за каждым мыслителем тянется расходящийся веер туманных грез, недоказанных обобщений и неисполненных обещаний. И это не вопреки, а благодаря тому, что мыслитель "по кратчайшей прямой" устремляется к предмету своих размышлений, как правило, не ведая методологических сомнений. Такова традиция русского мышления мыслить порывами и урывками, охватывать все области сразу, соединяя образное мышление с концептуальным, философское с политическим.

Отсюда взаимное непонимание и критика русского мыслительства и западной философии, для которой русская мысль синкретична, лишена дисциплины, еще-не-дисциплинарна. Для русских мыслителей западная философия чересчур специальна, аналитична, еще-не-синтетична. Постмодернистская культура Запада пытается преодолеть узкую специализацию и замкнутость своих академических традиций, заново соединить философию с литературой, термин с метафорой, мышление с игрой, и потому могла бы многое усвоить из российского опыта "мыслительства", если бы само мыслительство приняло более трезвый и остраненный взгляд на самого себя и не упивалось бы иллюзией своих бескрайних возможностей, которые то и дело оборачиваются отсутствием результатов.

Мыслителя нельзя также отождествлять с мудрецом. Мудрец пребывает в духовном покое, его мысль обрела точку опоры, он знает истину и согласует с ней свою жизнь, тогда как мыслитель находится в постоянном движении, он ищет и не находит. "Лисица знает много вещей, но ёж знает одну большую вещь", говорит Архилох (фрагмент 201 ). Если мудрец ёж, то мыслитель это лиса, которая выискивает многообразие смыслов, на которые откликается мысль, не сводя их к одной большой концепции, к одной всеобъемлющей системе. Мыслитель устраивает круговорот понятий и сам втягивается в него, отталкивая от себя всякую устойчивую точку опоры. Мудрец ценит ясность головы, мыслитель любит головокружение, он опьяняется мыслью скорее, чем отрезвляется ею. Мыслительство это еще и особое сибаритство мысли, охватывающей мир как целое, в его открытости и доступности мышлению, универсальная "машина желания", предмет которого не отдельное тело, а тело всего мироздания в совокупности его мыслимых свойств и отношений.

Именно потому, что мыслительство лишено познавательных преград, оно особенно остро нуждается в иных способах самоограничения и самоорганизации. Мыслящий в ответе перед мыслимым, и мысль сама есть форма ответственности, опытного и волевого соответствия мыслящего мыслимому. Мыслительство часто проявляет бОльшую раскрепощенность и даже разнузданность в отношении мыслимого, чем философия, которая осторожнее подходит к своему предмету, ставя границу непознаваемости между ним и собой. Снимая эту познавательную границу, мыслительство взамен берет на себя нравственную ответственность за мыслимое, готовится разделить его судьбу. Это значит: мыслить отзывчиво, ища смыслового основания каждому явлению не в общем принципе, а в самом этом явлении, в его особости и несводимости к принципам. Мыслитель сочувственно ищет раскрытия каждого явления на такой глубине, где оно могло бы являться сущностью и целью себя самого. На область мышления переносится та заповедь, которую Кант считал основополагающей для этики: всегда относиться к человеку как к цели и никогда не относиться к нему как к средству. См. также Filosofia.

--------------------------------------------------

Николай Бердяев. Русская идея. Основные проблемы русской мысли 19 начала 20 века. Париж, 1946.

М. Эпштейн. Синявский как мыслитель. Звезда, #2, 1998, сс. 151-171.

Михаил Эпштейн